|
Страница 4 из 7 IV
С трепетом и благоговением вошли они в здание театра, за целых полчаса до начала.
- Ну, вот, смотрите и запоминайте! - говорил капитан жене и сыну, когда они, раздевшись, поднялись на первые ступени, ведущие в фойе. - Здесь даже самый воздух благороден... А как все просто, ничего кричащего, ничего угловатого. И цвет стен, и это серо-синее сукно кругом, и эта всюду напоминающая о себе чеховская “Чайка”, и поглощающая звуки тишина, - все так умиляет и облагораживает!..
Глаза у капитана блестели светлыми огоньками, он то и дело поглаживал свой белокурый клинышек бородки, ступал мягко, беззвучно, слегка позванивая шпорами и придерживая шашку. Смотря на разгоревшейся миловидное лицо жены, он нежно трогал ее локоть и ласкал глазами ее шею, белую, слегка открытую, и находил, что его Катюша - еще очень молодая, свежая и чистая, как девушка.
Жалко слушал его сын, полуиспуганно осматривал все быстрыми глазенками, и то и дело переспрашивал:
- А здесь тоже поют?.. Или танцуют? А?
- Нет, мой родной, здесь не поют и не танцуют, здесь представляют лучшие творения человеческого разума и чувства. Запомни, что нигде во всем мире нет подобного театра... Запомни и гордись, что это - русский, наш, родной театр...
Они прошли по свеже-натертому паркету фойе в уголок, и капитан, показывая Коле на портреты, говорил:
- Вот, видишь, это - Грибоедов, это - Пушкин, Чехов... Все авторы, которых здесь играли... А вот и Матерлинк... Его ведь “Синяя-то птица”, - ты запомни!
Они присели на зеленый, плюшевый диванчик и чувствовали настоящий отдых, упиваясь тем, что через несколько минут они очутятся в Художественном театре взаправду, наяву, и будут видеть эту неведомую и волшебную “Синюю птицу”.
В окна смотрел белый день, а фойе и коридоры наполнялись публикой, чинно и бесшумно, как будто все пришли к богослужению в церковь.
- Ты посмотри на эту публику! - говорил жене Сергей Иванович. - Она особенная, избранная, удивительно хорошая...
И все казалось капитану здесь хорошим, милым, и он с восторгом наставлял своего сына:
- Запомни, Коля, что ничего нет выше и святее любви к прекрасному... Как бы тяжко ни было человеку, как бы кругом ни обижали его, ни оскорбляли, все-таки есть на свете уголки, где человеку делается радостно и хорошо до слез...
Катерина Дмитриевна вздрогнула: по особенному прозвенел первый звонок.
Коля заволновался:
- Пойдемте на места!.. А то мы опоздаем!..
- Не опоздаем! - спокойно говорил Сергей Иванович. - Вот вы сейчас увидите, как самый зал устроен... Там, говорят, все так уютно, просто, скромно и в то же время как нигде красиво.
После второго звонка фойе и коридоры опустели, капитан с семьей остановился у входа и, не торопясь, достал и подал капельдинеру билеты.
Капельдинер удивленно посмотрел на капитана и загородил ему дорогу, улыбнулся и сказал учтиво:
- Простите, это - вчерашние билеты... Вы опоздали-с!..
- Что такое?! - вдруг упавшим голосом спросил Сергей Иванович.
- Позвольте видеть! - капельдинер перевернул обратной стороной билеты, и капитан увидел ясно и отчетливо: “28-е декабря”.
- Да по цвету даже не похоже! - еще раз пояснил служитель и, пропустив несколько последних зрителей, стал закрывать дверь в залу.
|
